Суббота, четыре часа дня. Возвращаясь домой, делаю небольшой круг, чтобы зайти за овощами на стихийный рынок. Что бы нам ни рассказывали органы, «заботящиеся» о нашем здоровье, я стихийным рынкам доверяю гораздо больше, чем магазинам. Как показывает практика, даже детским кухням, на которых, якобы, осуществляется строгий контроль за качеством продукции, доверять нельзя. Свидетельством тому время от времени возникающие вспышки массового отравления малышей.

Вот и держу я путь на стихийный рынок. Зрелище, представшее перед моими глазами, просто шокирует – две длиннющие шеренги продавцов и практически полное отсутствие покупателей. Цены соответствующие. Так дёшево овощи я ещё не покупала. Люди продавали свой товар за бесценок, лишь бы не везти обратно и не выбрасывать. Те же, для кого этот товар был предназначен, вероятно, либо сидели по домам в полном безденежьи, либо стояли раком на своих «дачах», выращивая хоть какое-то подспорье на трудную осень и непонятно что сулящую зиму.

Несу я свои почти дармовые покупки домой, и так они мне тянут руки, так тянут сердце… Очень тягостное чувство осталось от прохождения сквозь эти ряды таких трудолюбивых и таких обездоленных людей, устремивших на меня в надежде свои взгляды: «Ну, может, эта хоть что-то купит». Чувствую себя мародёршей.

Уходя с этого парада отчаяния, пытаюсь себя как-то утешить: «Ну ведь ты никого не ограбила. Ведь ты вообще никогда не торгуешься с людьми, продающими то, что сами вырастили. Ведь глупо было бы сказать – Нет, давайте я заплачу вам не рупь, а два.». А на сердце всё равно тяжко. Вспоминаю «незлым тихим словом» всех тех, от кого зависит наша жизнь. А ещё вспоминаю интеллигенцию. Которая проводит круглые и прочей другой формы столы. Проведёт очередной стол и разъезжается на крутых машинах в свои крутые хатынки.

Ещё почему-то вспоминаю декабристов. У которых было всё. Но главное, у них было образование, сердце и вера, не позволившие им как сыр в масле кататься при виде лишений и страданий других людей. У них была способность к состраданию, и как бы ни оценивали их подвиг историки, эта страница в истории остаётся одной из самых прекрасных.

Интересно, можно ли считать их интеллигенцией? И есть ли у нас интеллигенция? Кого таковой можно считать? Людей творческих профессий?

Архитекторов, истребляющих прекрасные творения зодчих ушедших эпох и насаждающих собственные бездарные проекты?

Всяческих народных и заслуженных деятелей, заслуживших свои звания не талантом, а личной преданностью лично кому-то, занимающему высокую должность?

Интересно, народ знает народную артистку Марию Бурмаку? Как? Не знает?! Ну ту, у которой голосок небольшой, но довольно противный. Всё равно не знаете? Да нет, должны знать, она ещё матрацы рекламирует. Ортопедические.  А, вспомнили! Как всё-таки полезно народной артистке поучаствовать в рекламе. Вот Одри Хепберн, кстати, не народная артистка США, а её весь мир знал и любил. Так вот она в своё время получила очень выгодное предложение рекламировать ювелирные изделия. И знаете, что эта чудачка сделала? Отказалась. Сказала: «Не хочу, чтобы меня называли Мисс Бриллиант». Вон Бурмака мадам Матрац и то ничего, а Одри мисс Бриллиант не захотела быть. Так и осталась в памяти людей «Моей прекрасной леди» и очаровательной принцессой из «Римских каникул». А ещё послом Доброй Воли Юнеско. Ездила по беднейшим странам мира. Помогала умирающим от голода и болезней людям. Не чета нашим мытцям. Эти переступят через умирающего и дальше пойдут. По трупам и головам. К вершинам искусства.

Интересно, в наших театральных вузах преподают историю? Какие-нибудь азы искусства? Если да, то почему наша Роксолана всех времён и народов может сказать, например, что она не против застройки центральной части Киева, если, конечно, здания будут красивые. Красивые, это какие?

Её что, не учили, что здание ХVII века, даже если Сумской оно не очень нравится, имеет историческую и художественную ценность? Почему у нас люди творческих профессий столь невежественны?

Так есть ли у нас интеллигенция?

Ну вот, начала за упокой, кончила тоже за упокой.